Александр прости, что не давелось нам попращаться, но я выполнил твою просьбу, жаль что не получилось ее сделать….. Спасибо тебе за то что научил меня ловить шмелей и майских жуков в коробки из под спичек в саду, Спасибо за автограф на болгарской купюре в 500 лев (1996 г.) Я помню тебя.
Всё от Бога, всё от Бога:
Кому мало, кому много.
Кому зёрнышко одно.
Кому вовсе не дано…
Вероятно, всё от Бога:
Кому дальняя дорога.
Кому два шага идти.
Кому вовсе нет пути…
(Е.Бачурин)
Путь у Саши был — свой, особенный, пусть и очень короткий. И дано Богом ему было немало: ум, талант, сердце доброе и бескорыстное. И жажда жизни неизбывная — как будто чувствовал, что мало лет ему отпущено. Я учила его литературе — и немного было у меня таких благородных слушателей. И своеобразных… У него обо всём складывалось какое-то своё, нестандартное — иногда наивное, но часто обоснованное — по-своему опять же — мнение. Мы подолгу беседовали — о Достоевском, Толстом, о религии и философии. Уже после окончания школы приходил ко мне, чтобы поделиться своими мыслями и впечатлениями, приносил свои статьи, выслушивал мои замечания, соглашался или спорил. И всегда оставался самим собой. Был в нём какой-то внутренний стержень, самостоятельность восприятия и мышления, особенность — но не высокомерный снобизм. Нет, он умел быть простым и милым, в общении со всеми находил общий язык. Звонил, чтобы просто поболтать о житейских пустяках. Позвонил и незадолго перед смертью — я не знала, что он болен серьёзно, ни слова об этом не сказал. Прости, Саша, что не нашла тогда времени с тобой побеседовать. Телефонный твой номер никак не решусь стереть в мобильнике и беседую — мысленно теперь — когда прихожу на кладбище. Как тебе там, на небесах?
Саша, милый друг, с Днем Рождения тебя! Вчера тебе исполнилось бы только 32…
В голове по-прежнему не укладывается… Потому что в моей голове и сердце ты по-прежнему жив. Я все так же слышу твой голос, твои шутки…ах, как же мне сейчас не хватает твоих шуток!… и наших уютных встреч, посиделок на кухне, чая с мятой, тобою же собранной и засушенной, с вкуснейшим печеньем и вареньем тети Томы, и нашей болтовни под звуки неизменного «Орфея»… я и сейчас слушаю эту радиостанцию и все вспоминаю тебя. И нашего пения воскресного как не хватает…с тех пор уж и не пою.. а Полина на днях нашла наши ноты, сыграла «Маленького принца», представляешь?
А еще я вспоминала вчера наше детство… счастливая пора…наш домашний театр, помнишь? Двое зрителей в зале в лице наших мам и обширная вечерняя программа;) спектакль кукол юморной, по твоему же сценарию:) и как медведя плюшевого «оперировали», и даже реклама между действий была — колготки-«дольчики», ахахаа:)
Саша, как же тебя не хватает!
Ты теперь совсем изредка приходишь ко мне во снах. Но в самые разные дни, хорошие и не очень, в любое время года и состояние души ты все равно со мной…. потому что ты есть и остаешься лучшим Другом.
Он был мой друг. уж нет таких друзей…
Мир сердцу твоему, мой милый Саша!
Пусть спит оно в земле чужих полей,
Не тронуто никем, как дружба наша
В немом кладбище памяти моей.
Ты умер, как и многие, без шума,
Но с твердостью. Таинственная дума
Ещё блуждала на челе твоём.
Когда глаза сомкнулись вечным сном;
И то, что ты сказал перед кончиной,
Из слушавших не понял ни единый.
И было ль то привет стране родной,
Названье ли оставленного друга,
Или тоска по жизни молодой,
Иль просто крик последнего недуга —
Как разгадать? Что может в час такой
Наполнить сердце, жившее так много
И так недолго с смутною тревогой?…..
В этой могиле под скромными ивами
Спит он, зарытый землёй,
С чистой душой, со святыми порывами,
С верой зари огневой.
Тихо погасли огни благодатные
В сердце страдальца земли,
И на чело,никому не понятные,
Мрачные тени легли.
Спит он, а ивы над ним наклонилися,
Свесили ветви кругом,
Точно в раздумье они погрузилися,
Думают думы о нём.
Тихо от ветра, тоски напустившего,
Плачет, нахмурившись, даль.
Точно им всем безо времени сгибшего
Бедного юношу жаль.
(С.Есенин)
В этой могиле под скромными ивами
Спит он, зарытый землёй,
С чистой душой, со святыми порывами,
С верой зари огневой.
Тихо погасли огни благодатные
В сердце страдальца земли,
И на чело, никому не понятные,
Мрачные тени легли.
Спит он, а ивы над ним наклонилися,
Свесили ветви кругом,
Точно в раздумье они погрузилися,
Думают думы о нём.
Тихо от ветра, тоски напустившего,
Плачет, нахмурившись, даль.
Точно им всем безо времени сгибшего
Бедного юношу жаль.
(С.Есенин)
…Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
(Н.Некрасов)
Умолкну скоро я!… Но если в день печали
Задумчивой игрой мне струны отвечали;
Но если юноши, внимая молча мне,
Дивились долгому любви моей мученью;
Но если ты сама, предавшись умиленью,
Печальные стихи твердила в тишине
И сердца моего язык любила страстный…
Но если я любим… позволь, о милый друг,
Позволь одушевить прощальной лиры звук
Заветным именем любовницы прекрасной!..
Когда меня навек обымет смертный сон,
Над урною моей промолви с умиленьем:
Он мною был любим, он мне был одолжён
И песен и любви последним одолженьем.
О, нет! не расколдуешь сердца ты
Ни лестию, ни красотой, ни словом.
Я буду для тебя чужим и новым,
Всё — призрак, всё — мертвец, в лучах мечты…
И ты уйдешь. И некий саван белый
Прижмёшь к губам ты, пребывая в снах.
Всё будет сном: что ты хоронишь тело,
Что ты стоишь три ночи в головах.
Упоена красивыми мечтами,
Ты укоризны будешь слать судьбе.
Украсишь ты нежнейшими цветами
Могильный холм, приснившийся тебе.
И тень моя пройдёт перед тобою
В девятый день, и в день сороковой
Неузнанной, красивой, неживою.
Такой ведь ты искала? — Да, такой.
Когда же грусть твою погасит время,
Начнешь дышать, сначала робко, ты
Другими снами, сказками не теми…
И ты простой возжаждешь красоты.
И он придёт, знакомый, долгожданный,
Тебя будить от неземного сна.
И в мир иной, на миг благоуханный,
Тебя умчит последняя весна.
А я умру, забытый и ненужный,
В тот день, когда придёт твой новый друг,
В тот самый миг, когда твой смех жемчужный
Ему расскажет, что прошёл недуг.
Забудешь ты мою могилу, имя…
И вдруг — очнёшься: пусто, нет огня;
И в этот час, под ласками чужими
Припомнишь ты и призовёшь — меня!
Как исступлённо ты протянешь руки
В глухую ночь, о, бедная моя!
Увы! Не долетают жизни звуки
К утешенным весной небытия.
Ты проклянёшь, в мученьях невозможных,
Всю жизнь за то, что некого любить!
Но есть ответ в моих стихах тревожных:
Их тайный жар тебе поможет жить.
(А.Блок)
Ни пустоты, ни тьмы нам не дано:
Есть всюду свет, предвечный и безликий…
Вот полночь. Мрак. Молчанье базилики,
Ты приглядись: там не совсем темно,
В бездонном, чёрном своде над тобою,
Там на стене есть узкое окно,
Далёкое, чуть видное, слепое,
Мерцающее тайною во храм
Из ночи в ночь одиннадцать столетий…
А вкруг тебя? Ты чувствуешь ли эти
Кресты по скользким каменным полам,
Гробы святых, почиющих под спудом,
И страшное молчание тех мест,
Исполненных неизречённым чудом,
Где чёрный запрестольный крест
Воздвиг свои тяжёлые объятья,
Где таинство сыновнего распятья
Сам бог-отец незримо сторожит?
«Не любил. На сердце — пусто-пусто.
Рамы — настежь!…» Жесткая земля.
…Памятник любви и безрассудства —
два твоих нелепых костыля.
За ремонт вовсю взялись хирурги —
застучало сердце горячей.
Как смогли, собрали ноги-руки,
а душа — осталась без врачей.
Все вокруг куда-то торопились:
миг общенья — и опять бегут…
Если нету психотерапии —
слезотерапия тут как тут.
И ревёшь ты по ночам в подушку.
Понимаю: как тут не реветь —
ведь порой чужое равнодушье
нам страшней, чем собственная смерть.
Не реви, не гневайся на ближних —
я хочу, чтоб до тебя дошло:
если есть на свете кто-то лишний —
это те, кто причиняет зло…
(Р.Плаксин)
26 Комментарии
Саша, светлая память…
Александр прости, что не давелось нам попращаться, но я выполнил твою просьбу, жаль что не получилось ее сделать….. Спасибо тебе за то что научил меня ловить шмелей и майских жуков в коробки из под спичек в саду, Спасибо за автограф на болгарской купюре в 500 лев (1996 г.) Я помню тебя.
Для рожденного смерть неизбежна, неизбежно рождение для умершего. Поэтому не следует скорбеть о неизбежном. БГ 27
Всё от Бога, всё от Бога:
Кому мало, кому много.
Кому зёрнышко одно.
Кому вовсе не дано…
Вероятно, всё от Бога:
Кому дальняя дорога.
Кому два шага идти.
Кому вовсе нет пути…
(Е.Бачурин)
Путь у Саши был — свой, особенный, пусть и очень короткий. И дано Богом ему было немало: ум, талант, сердце доброе и бескорыстное. И жажда жизни неизбывная — как будто чувствовал, что мало лет ему отпущено. Я учила его литературе — и немного было у меня таких благородных слушателей. И своеобразных… У него обо всём складывалось какое-то своё, нестандартное — иногда наивное, но часто обоснованное — по-своему опять же — мнение. Мы подолгу беседовали — о Достоевском, Толстом, о религии и философии. Уже после окончания школы приходил ко мне, чтобы поделиться своими мыслями и впечатлениями, приносил свои статьи, выслушивал мои замечания, соглашался или спорил. И всегда оставался самим собой. Был в нём какой-то внутренний стержень, самостоятельность восприятия и мышления, особенность — но не высокомерный снобизм. Нет, он умел быть простым и милым, в общении со всеми находил общий язык. Звонил, чтобы просто поболтать о житейских пустяках. Позвонил и незадолго перед смертью — я не знала, что он болен серьёзно, ни слова об этом не сказал. Прости, Саша, что не нашла тогда времени с тобой побеседовать. Телефонный твой номер никак не решусь стереть в мобильнике и беседую — мысленно теперь — когда прихожу на кладбище. Как тебе там, на небесах?
Уходят лучшие. Сашенька помним тебя
Саша, милый друг, с Днем Рождения тебя! Вчера тебе исполнилось бы только 32…
В голове по-прежнему не укладывается… Потому что в моей голове и сердце ты по-прежнему жив. Я все так же слышу твой голос, твои шутки…ах, как же мне сейчас не хватает твоих шуток!… и наших уютных встреч, посиделок на кухне, чая с мятой, тобою же собранной и засушенной, с вкуснейшим печеньем и вареньем тети Томы, и нашей болтовни под звуки неизменного «Орфея»… я и сейчас слушаю эту радиостанцию и все вспоминаю тебя. И нашего пения воскресного как не хватает…с тех пор уж и не пою.. а Полина на днях нашла наши ноты, сыграла «Маленького принца», представляешь?
А еще я вспоминала вчера наше детство… счастливая пора…наш домашний театр, помнишь? Двое зрителей в зале в лице наших мам и обширная вечерняя программа;) спектакль кукол юморной, по твоему же сценарию:) и как медведя плюшевого «оперировали», и даже реклама между действий была — колготки-«дольчики», ахахаа:)
Саша, как же тебя не хватает!
Ты теперь совсем изредка приходишь ко мне во снах. Но в самые разные дни, хорошие и не очень, в любое время года и состояние души ты все равно со мной…. потому что ты есть и остаешься лучшим Другом.
Уж крышку туго закрывают,
Чтоб ты не мог навеки встать,
Землёй холодной зарывают,
Где лишь бесчувственные спят.
Ты будешь нем на зов наш зычный,
Когда сюда к тебе придём.
И вместе с тем рукой привычной
Тебе венков мы накладём.
Венки те красотою будут,
Могила будет в них сиять.
Друзья тебя не позабудут
И будут часто вспоминать.
Покойся с миром, друг наш милый,
И ожидай ты нас к себе.
Мы перетерпим горе с силой,
Быть может, скоро и придём к тебе.
(С.Есенин)
Он был мой друг. уж нет таких друзей…
Мир сердцу твоему, мой милый Саша!
Пусть спит оно в земле чужих полей,
Не тронуто никем, как дружба наша
В немом кладбище памяти моей.
Ты умер, как и многие, без шума,
Но с твердостью. Таинственная дума
Ещё блуждала на челе твоём.
Когда глаза сомкнулись вечным сном;
И то, что ты сказал перед кончиной,
Из слушавших не понял ни единый.
И было ль то привет стране родной,
Названье ли оставленного друга,
Или тоска по жизни молодой,
Иль просто крик последнего недуга —
Как разгадать? Что может в час такой
Наполнить сердце, жившее так много
И так недолго с смутною тревогой?…..
Ты к нам приходишь с ароматом трав,
В сияньи ярких звёзд.
Ты всюду с нами в наших снах,
И в каплях наших слёз…
В этой могиле под скромными ивами
Спит он, зарытый землёй,
С чистой душой, со святыми порывами,
С верой зари огневой.
Тихо погасли огни благодатные
В сердце страдальца земли,
И на чело,никому не понятные,
Мрачные тени легли.
Спит он, а ивы над ним наклонилися,
Свесили ветви кругом,
Точно в раздумье они погрузилися,
Думают думы о нём.
Тихо от ветра, тоски напустившего,
Плачет, нахмурившись, даль.
Точно им всем безо времени сгибшего
Бедного юношу жаль.
(С.Есенин)
В этой могиле под скромными ивами
Спит он, зарытый землёй,
С чистой душой, со святыми порывами,
С верой зари огневой.
Тихо погасли огни благодатные
В сердце страдальца земли,
И на чело, никому не понятные,
Мрачные тени легли.
Спит он, а ивы над ним наклонилися,
Свесили ветви кругом,
Точно в раздумье они погрузилися,
Думают думы о нём.
Тихо от ветра, тоски напустившего,
Плачет, нахмурившись, даль.
Точно им всем безо времени сгибшего
Бедного юношу жаль.
(С.Есенин)
…Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
(Н.Некрасов)
Что в имени тебе моём?
Оно умрёт, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мёртвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Что в нём? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его, тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я…
(А.С.Пушкин)
Умолкну скоро я!… Но если в день печали
Задумчивой игрой мне струны отвечали;
Но если юноши, внимая молча мне,
Дивились долгому любви моей мученью;
Но если ты сама, предавшись умиленью,
Печальные стихи твердила в тишине
И сердца моего язык любила страстный…
Но если я любим… позволь, о милый друг,
Позволь одушевить прощальной лиры звук
Заветным именем любовницы прекрасной!..
Когда меня навек обымет смертный сон,
Над урною моей промолви с умиленьем:
Он мною был любим, он мне был одолжён
И песен и любви последним одолженьем.
О, нет! не расколдуешь сердца ты
Ни лестию, ни красотой, ни словом.
Я буду для тебя чужим и новым,
Всё — призрак, всё — мертвец, в лучах мечты…
И ты уйдешь. И некий саван белый
Прижмёшь к губам ты, пребывая в снах.
Всё будет сном: что ты хоронишь тело,
Что ты стоишь три ночи в головах.
Упоена красивыми мечтами,
Ты укоризны будешь слать судьбе.
Украсишь ты нежнейшими цветами
Могильный холм, приснившийся тебе.
И тень моя пройдёт перед тобою
В девятый день, и в день сороковой
Неузнанной, красивой, неживою.
Такой ведь ты искала? — Да, такой.
Когда же грусть твою погасит время,
Начнешь дышать, сначала робко, ты
Другими снами, сказками не теми…
И ты простой возжаждешь красоты.
И он придёт, знакомый, долгожданный,
Тебя будить от неземного сна.
И в мир иной, на миг благоуханный,
Тебя умчит последняя весна.
А я умру, забытый и ненужный,
В тот день, когда придёт твой новый друг,
В тот самый миг, когда твой смех жемчужный
Ему расскажет, что прошёл недуг.
Забудешь ты мою могилу, имя…
И вдруг — очнёшься: пусто, нет огня;
И в этот час, под ласками чужими
Припомнишь ты и призовёшь — меня!
Как исступлённо ты протянешь руки
В глухую ночь, о, бедная моя!
Увы! Не долетают жизни звуки
К утешенным весной небытия.
Ты проклянёшь, в мученьях невозможных,
Всю жизнь за то, что некого любить!
Но есть ответ в моих стихах тревожных:
Их тайный жар тебе поможет жить.
(А.Блок)
«Где, высокая, твой цыганёнок,
Тот, что плакал под чёрным платком,
Где твой маленький первый ребёнок,
Что ты знаешь, что помнишь о нём?»
«Доля матери — светлая пытка,
Я достойна её не была.
В белый рай растворилась калитка,
Магдалина сыночка взяла.
Каждый день мой — весёлый, хороший,
Заблудилась я в длинной весне,
Только руки тоскуют по ноше,
Только плач его слышу во сне.
Станет сердце тревожным и томным,
И не помню тогда ничего,
Всё брожу я по комнатам тёмным,
Всё ищу колыбельку его».
(.А.Ахматова)
Брожу ли я вдоль улиц шумных,
Вхожу ль во многолюдный храм,
Сижу ль меж юношей безумных,
Я предаюсь моим мечтам.
Я говорю: промчатся годы,
И сколько здесь ни видно нас,
Мы все сойдём под вечны своды —
И чей-нибудь уж близок час.
Гляжу на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов
Переживёт мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.
Младенца милого ласкаю,
Уже я думаю: прости!
Тебе я место уступаю:
Мне время тлеть, тебе цвести.
День каждый, каждую годину
Привык я думой провождать,
Грядущей смерти годовщину
Меж их стараюсь угадать.
И где мне смерть пошлёт судьбина?
В бою ли, в странствии, в волнах?
Или соседняя долина
Мой примет охладелый прах?
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне всё б хотелось почивать.
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
(А.С.Пушкин)
Кем я был? Могильною травою?
Хрупкой галькою береговою?
Круглобоким облачком над бездной?
Ноздреватою рудой железной?
Та трава могильная сначала
Ветерок дыханием встречала.
Тучка плакала слезою длинной,
Пролетая над родной долиной.
И когда я говорю стихами —
От кого в них голос и дыханье?
Этот голос — от прабабки-тучи,
Эти вздохи — от травы горючей!
Кем я буду? Комом серой глины?
Белым камнем посреди долины?
Струйкой, что не устаёт катиться?
Пёрышком в крыле у певчей птицы?
Кем бы я ни стал и кем бы ни был —
Вечен мир под этим вечным небом:
Если стану я водой зелёной —
Зазвенит она одушевленно,
Если буду я густой травою —
Побежит она волной живою.
В мире всё бессмертно: даже гнилость,
Отчего же людям смерть приснилась?
(Д.Кедрин)
Земля и небо, плоть и дух…
Из сини в синь равно бежит дорога…
Весна — росу, зазимок — белый пух,
И лето дождь в свой срок прольёт из рога.
Незримый страж у птичьего гнезда,
Чудесный страж у каждой хаты нашей:
Над хатой и гнездом в свой час горит звезда,
Горит звезда, как золотая чаша.
В свой час с земли и лунь, и певчий дрозд
Уносит ввысь изношенные перья:
Путь по земле лишь человеку-зверю
Проложен от купели на погост…
Темна, тесна могилы узкой клеть,
Печален крест под придорожной пылью:
Одной душе даны, как птице, крылья,
Чтоб в смертный час вспорхнуть и улететь.
И мирно ляжет тело под исподь,
И погребенья сами взалчут кости:
Цветут цветы в полях и на погосте —
Земля и небо, дух и плоть.
(С.Клычков)
Сашенька, почему то сегодня вспомнила тебя и не могу сдержать слёз……
Земля и небо, плоть и дух…
Из сини в синь равно бежит дорога…
Весна — росу, зазимок — белый пух,
И лето дождь в свой срок прольёт из рога.
Незримый страж у птичьего гнезда,
Чудесный страж у каждой хаты нашей:
Над хатой и гнездом в свой час горит звезда,
Горит звезда, как золотая чаша.
В свой час с земли и лунь, и певчий дрозд
Уносит ввысь изношенные перья:
Путь по земле лишь человеку-зверю
Проложен от купели на погост…
Темна, тесна могилы узкой клеть,
Печален крест под придорожной пылью:
Одной душе даны, как птице, крылья,
Чтоб в смертный час вспорхнуть и улететь.
И мирно ляжет тело под исподь,
И погребенья сами лягут кости:
Цветут цветы в полях и на погосте —
Земля и небо, дух и плоть.
(С.Клычков)
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чём?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Но не тем холодным сном могилы…
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день, мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Тёмный дуб склонялся и шумел.
(М.Лермонтов)
Кто качнёт завесу гробовую,
Подойдя, раскроет мне глаза?
Я не умер. Нет. Я жив. Тоскую.
Слушаю, как носится гроза.
Закрутилась, дикая, пожаром,
Завертелась огненным дождём.
Кто велит порваться тёмным чарам?
Кто мне скажет: «Встань. Проснись. Пойдём»?
И, поняв, что выгорела злоба,
Вновь я буду миру не чужой.
И, дивясь, привстану я из гроба,
Чтоб идти родимою межой.
(К.Бальмонт)
Ни пустоты, ни тьмы нам не дано:
Есть всюду свет, предвечный и безликий…
Вот полночь. Мрак. Молчанье базилики,
Ты приглядись: там не совсем темно,
В бездонном, чёрном своде над тобою,
Там на стене есть узкое окно,
Далёкое, чуть видное, слепое,
Мерцающее тайною во храм
Из ночи в ночь одиннадцать столетий…
А вкруг тебя? Ты чувствуешь ли эти
Кресты по скользким каменным полам,
Гробы святых, почиющих под спудом,
И страшное молчание тех мест,
Исполненных неизречённым чудом,
Где чёрный запрестольный крест
Воздвиг свои тяжёлые объятья,
Где таинство сыновнего распятья
Сам бог-отец незримо сторожит?
Есть некий свет, что тьма не разрушит.
(И.Бунин)
…Когда умру — пойдут по свету враки.
Но ты, мой друг, всем правду расскажи:
Его любили дети и собаки,
И не любили хамы и ханжи.
Он никогда в друзьях не сомневался,
Хоть много раз был предан и сожжён,
Его никто на свете не боялся,
И никого не опасался он.
Светло горит у изголовья свечи.
И он слезами вашими согрет.
Он был непрост, но чересчур доверчив,
И больше на земле такого нет.
Так скажешь ты. Сурово. Как мужчина.
Но прежде, чем уйду в последний путь.
Разгладь мои холодные морщины
И всё плохое обо мне забудь.
(Р.Плаксин)
«Не любил. На сердце — пусто-пусто.
Рамы — настежь!…» Жесткая земля.
…Памятник любви и безрассудства —
два твоих нелепых костыля.
За ремонт вовсю взялись хирурги —
застучало сердце горячей.
Как смогли, собрали ноги-руки,
а душа — осталась без врачей.
Все вокруг куда-то торопились:
миг общенья — и опять бегут…
Если нету психотерапии —
слезотерапия тут как тут.
И ревёшь ты по ночам в подушку.
Понимаю: как тут не реветь —
ведь порой чужое равнодушье
нам страшней, чем собственная смерть.
Не реви, не гневайся на ближних —
я хочу, чтоб до тебя дошло:
если есть на свете кто-то лишний —
это те, кто причиняет зло…
(Р.Плаксин)